Amedeo ModiglianiChaim Soutine, 1917Chester Dale Collection1963.10.47
Рассказывая о жизни Хаима Сутина, вряд ли возможно полностью отделить истину от мифа, да это, наверное, и не нужно. Ни одна из странных историй об этом художнике не противоречит другой и не представляется преувеличением, а все вместе они складываются в легенду об одержимом живописью нищем чудаке, который достиг мирового признания… и словно не заметил этого.
Доходящий до гротеска стиль жизни Сутина кажется продолжением его картин, а может быть, напротив, - их началом. Хаим Сутин родился в 1893 г. в захолустном белорусском местечке Смиловичи, в бедной многодетной семье. Его родные не могли и помыслить о том, чтобы мальчик из набожного еврейского семейства стал художником и нарушил религиозный запрет на изображение «существ, имеющих душу». Хаим рисовал углем на стенах, воровал из дома посуду, чтобы продать ее и на вырученные деньги купить карандаши. Ни наказания, ни побои не могли отвратить его от любимого занятия. Недолгое пребывание в Минске, где юный Сутин работал ретушером в фотоателье, закончилось драматически:
он написал портрет раввина, за что был жестоко избит его сыном. Впрочем, деньги, полученные по суду как компенсация за побои, позволили юноше уехать в Вильно, где он начал, наконец, учиться в художественной школе.
В 1913 г., после двух лет учебы, Сутин отправился в Париж: в Российской империи путь в крупные города был для него закрыт, поскольку передвижение евреев ограничивала пресловутая черта оседлости.
Натюрморт со скрипкой. 1922 г.
Он поселился на Монпарнасе, в легендарном «Улье»: так называли бывший выставочный павильон, перестроенный под дешевые художественные ателье. В этот «Улей» приносили «мед» своего творчества многие будущие знаменитости, а в то время безвестные неимущие художники, стекавшиеся в Париж со всего света. Среди таких же, как Сутин, выходцев из России был и Марк Шагал. Терзаемый безденежьем Сутин был готов на любой труд: пытался работать грузчиком, чернорабочим, натурщиком, но его отовсюду гнали - он просто неспособен был заниматься ничем, кроме живописи. Представим себе Сутина времен «Улья».
Застенчивый провинциал, толком не умеющий говорить ни по-русски (родным языком Сутина был идиш), ни, тем более, по-французски, он многим казался малограмотным невеждой. Неуклюжий, неопрятный, с «глазами затравленного зверя» (Илья Эренбург), в надетом на голое тело поношенном пальто... «Абсолютно дикий человек», - так охарактеризовал Сутина один из современников.
google_protectAndRun("ads_core.google_render_ad", google_handleError, google_render_ad);
Он колотил по ночам в двери соседей, требуя, чтобы ему дали хоть кусок хлеба. Но раздобыв пару селедок и луковицу, немедленно брался за натюрморт и, хотя его рассудок мутился от голода, не притрагивался к еде, пока не доводил работу до конца.
Гладиолусы. 1919 г.
Со всеми он пытался расплачиваться своими картинами: с людьми, у которых одолжил денег, с полицейским, который с пониманием отнесся к нему в участке (Сутина доставили в полицию, когда он был обнаружен спящим в мусорном ящике). Натурщицы, измученные многочасовыми сеансами, плакали и отказывались работать с ним. Соседи разбегались, не в силах вынести запах разлагавшегося мяса, которое Сутин в жаркие летние дни приносил для натюрмортов с бойни, расположенной по соседству с «Ульем». А он, не замечая смрада, стоял нагишом перед мольбертом и нежно касался кистью холста, словно это было живое тело. «Дикий человек» много читал и прилежно учился: совсем недолго - в Школе изящных искусств и постоянно – в музейных залах. «Когда к нему приближались,
Натюрморт с рыбой. 1918 г.
он отскакивал в сторону. На картины мастеров прошлого он смотрел, как верующий на изображения святых»,- вспоминал французский критик Вольдемар Жорж, встретивший Сутина в музее. Его кумиром был Рембрандт. Сутин трижды ездил в Амстердам, чтобы увидеть рембрандтовские полотна в Рийксмузеум, и утверждал, что беседует с великим голландцем во сне. От Сутина, который шокировал своей экстравагантностью даже парижскую богему, многие отворачивались, но нашлись и друзья. Самым близким другом, с первой же минуты знакомства распознавшим в Сутине гения, стал Амедео Модильяни. Эта дружба продолжалась недолго (Модильяни умер в 1920 г.), но стала для Сутина судьбоносной.
Модильяни познакомил Сутина с коллекционером Леопольдом Зборовским и со скульптором Оскаром Мещаниновым. Оба окружили художника заботой: Зборовский начал выставлять картины Сутина и отправил его поработать на юг Франции, Мещанинов предоставил ему свою мастерскую. Именно у Зборовского полотна Сутина в 1922 г. увидел американский коллекционер Альберт Барнс и разом скупил все работы. Так к Сутину пришли известность и благосостояние: последовали успешные выставки в Париже, Чикаго, Нью-Йорке, Лондоне, вышла в свет небольшая монография, появилась отличная мастерская с видом на Сену.
google_protectAndRun("ads_core.google_render_ad", google_handleError, google_render_ad);
Но слава и достаток не изменили художника: его по-прежнему не волновал быт, не интересовало ничего, кроме живописи. Когда его уже проданные картины переставали ему нравиться, Сутин норовил выкупить их у владельцев, чтобы уничтожить.
Туша. 1925 г.
Вторая мировая война застала Сутина во Франции. Он отказался эмигрировать в США, хотя у него была эта возможность. Спасаясь от облав на евреев, он жил по фальшивым документам в маленьком городке, дважды пытался уйти добровольцем на фронт. Хаим Сутин умер в 1943 г. от перитонита: обострилась язва желудка - наследие голодных лет «Улья». Он скончался, когда его, спрятанного в похоронном катафалке, тайно перевозили в Париж, где ждал хирург, готовый, вопреки запретам властей, сделать срочную операцию больному еврейского происхождения. Похоронили Сутина по тем же фальшивым документам на кладбище Монпарнас.
Прийти проводить его не побоялись лишь несколько человек, среди которых был Пабло Пикассо. Глашатай «вывихнутого века» Слова шекспировского Гамлета «time is out of joint» - «век вывихнут» (перевод А. Радловой) кажутся лучшим эпиграфом к творчеству Сутина, обрамленному двумя мировыми войнами. Его портреты, натюрморты, пейзажи пронизаны ощущением неизбывной катастрофичности бытия.
Женщина в красном. 1923-24 гг.
Наверное, он действительно был наделен какой-то сверх чуткой «звериной» интуицией и подсознательно улавливал весь трагизм, весь ужас своей эпохи, как животные чувствуют приближение стихийного бедствия.Почему, живя в «Улье», он часами наблюдал за тем, что происходит на бойне по соседству? Почему из всех картин Рембрандта, которые он видел в Лувре, Сутин предпочитал полотно 1655-го г. «Разделанная бычья туша»? Почему среди всех цветов именно кроваво-красный приводил его в состояние почти болезненного экстаза и доминировал в его работах? Алые одежды и кресла, кирпично-красные стены, красные помидоры, красные цветы, пламенеющее нутро освежеванных говяжьих туш…
Ответ напрашивается сам собой: мир представлялся художнику как гигантская бойня, неминуемо обрекающая все живое на уничтожение. Сутин словно одушевляет материю: кухонная утварь, музыкальные инструменты, растения – все превращается под его кистью в страдающую уязвимую плоть.
Грум. 1928 г.
Скрипка с тонкой талией и поникшим грифом похожа на поруганную девушку («Натюрморт со скрипкой»,1922), гладиолусы напоминают кровоточащие раны («Гладиолусы»,1919), лежащие на столе чайные ложечки подобны обнаженным большеголовым телам, луковица с корешками выглядит как безжалостно выдранный зуб («Натюрморт с супницей»,1916), голодные вилки хищно и жалобно тянутся к пище («Натюрморт с селедкой»,1916). А что сделал Сутин с тихими, идиллическими французскими городками! «На пейзажах Сутина под безжалостным, не знающим передышки, ураганным ветром деревья корчатся и беспомощно вертят растрепанной листвой./…/ В его картинах аккуратные французские пейзажи лишаются привычного обличья: дома,
Сумасшедшая. 1919 г. = Chaim Soutine. The Mad Woman/La folle. c. 1919. Oil on canvas. 87 x 65.1 cm. Private collection.
Сумасшедшая 1925
земля, деревья искривляются и срываются со своих мест. Из картины в картину повторяется этот навязчивый мотив подневольного, насильственного движения», - пишет исследователь творчества художника Михаил Герман. В натюрмортах Сутина нет «мертвой» натуры. Все эти распятые быки («Освежеванный бык» 1924, «Туша», 1925), подвешенные вниз головой птицы и кролики («Курица и помидоры», 1924, «Висящий кролик», 1923), объятые смертным страхом рыбы на тарелках («Натюрморт с рыбами», 1921, «Рыбы и помидоры», 1927) убиты, но вовсе не мертвы. Их глаза, глаза жертв, продолжают жить – испуганно таращатся, укоряют. И такими же полубезумными, напряженными глазами смотрят на нас герои портретов Сутина – дети с лицами
стариков, похожие на обезьянок женщины, мальчишки-посыльные, поварята («Сумасшедшая», 1919, «Девочка с куклой», 1919, «Поваренок с красным платком», 1922, «Женщина в красном», 1923, «Посыльный», 1928). И так же, как лапки забитых кур, скрючены кисти их рук; так же, как вздыбленная земля и накренившиеся дома на сутинских пейзажах, деформированы головы, лица, тела.
Дорога на холм. 1924 г.
Сутин был бы мрачнейшим из живописцев, если бы вся эта взвихренная, кричащая яркими красками, осязаемая плотная материя не была так красива. Тот экстаз, тот восторг, которые поражали всех, кто видел, как работает Сутин, запечатлелись в его холстах. Он очень цельный художник. Уже в самых ранних парижских работах Сутин выступил как сложившийся живописец со своим взглядом на мир, и в дальнейшем – бедствовал ли он, благоденствовал ли – этот взгляд, полный сострадания и восхищения, не менял. Его не интересовало новаторство как таковое, формальные поиски, так увлекавшие, например, Пикассо.
Подвешенный кролик. 1925 г.
Характерные деформации натуры, по которым сразу узнаются работы Сутина, были естественным способом выражения того чувства вселенской боли, которое переполняло художника. Творчество Сутина трудно отнести к какому-либо художественному течению: оно не вписывается в упорядоченную различными направлениями-«измами» историю искусства 20-века, так же как и сам художник не вписывался в упорядоченное течение жизни. Сегодня картины Хаима Сутина стоят на аукционах все дороже, счет идет на миллионы долларов, и, хотя его имя меньше известно широкой публике, чем имена Шагала и Модильяни, искусствоведы и коллекционеры ставят работы Сутина в один ряд с произведениями его великих современников.
Марина АграновскаяИсточник: http://www.maranat.de/
Статья опубликована в журнале «Партнер» № 136 (январь 2009 г.), Дортмунд
ХАИМ СУТИН стихи:
Хаим – жизнь.
Курица оцепенела в руке местечкового резника,
Блеск ножа, вспышка яростной крови,Крик застрял в перехваченном горле – кажется, навсегда.
Жизнь – попытка освободиться, вытолкнуть крик.
Голый юноша с детской губастой улыбкой
Смотрит на чистый холст, как влюбленный на девушку,
Обмакнул осторожно кисть в красную краску –
Брызнула первая кровь, вскрикнул первый мазок.
Алая рана рта, нервно сцеплены пальцы,
Многоцветно пульсируют жилы, напряжены,
Беспокойно вздернуты плечи, взбудоражены складки,
Изумленье смещает черты, лицо живее, чем в жизни.
Мир неправилен, вздыблен, тревожен, если не омертвел.
Кисть в руке – сопротивление небытию.
Ребе сказал: Не изображай ничего, что имеет душу, это запрещено.
Краски вопят с холста: разве мертв натюрморт?
Пейзаж освежеванных тел, распятых, цветущих кровью,
Ритуальная бойня, молитва, заклинание боли.
Вскрыта земля, копошась, расползаются склоны,
Обнажены потроха цвета глины, пульсируют жилы дорог,
Взбаламучено, взбугрено небо, рощи срываются с места,
Деревья летят кувырком с горы, запутаны волосы-ветви,
Дома вцепились корнями в землю, наклонились не в сторону ветра –
Против ветра, чтоб удержаться на крутизне.
Жизнь – попытка держаться.
Только с кистью в руке одолеваешь тревогу,
Если ты без нее – значит, спишь или пьян.
Хаим – жизнь.
Спит художник на просохшем холсте, укрывшись едва просохшим.
Под ним и над ним вздымаются, дышат холмы,
Дорога, взобравшись на гору, повернулась, глянула вниз –
Кружится голова. Дома громоздятся на плечи друг другу,
Заблудилось под ними облако, освежеваны красные крыши,
Вздуты реки цвета рубина. В ущельях, рощах, оврагах
Проявляются вдруг обитатели – застигнешь врасплох,
Отведешь на мгновение взгляд – больше уже не увидишь,
Не сможешь вернуться, заблудишься в складках мира.
Хаим – жизнь.
Ты, наверное, много страдал? –
Спросят его. Я был счастлив всю жизнь, –
Улыбнется художник детской губастой улыбкой,
Спрятанный в катафалке, чтобы проникнуть в город,
Который сравнил однажды с телом, цветущим кровью,
Мимо постов оккупантов – и там умереть в больнице.
Кровь, наконец, прорвется.
Крик предсмертного счастья,
Молитва огненных красок будет звучать с холст
ов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий