четверг, марта 18, 2010

Западная Двина

В древних исторических актах Западная Двина упоминается под различными названиями: Греки именовали её Эридан, Норманны – Дина, Дюна, Рудон, Латыши называют её Даугавой, а Белорусы – Заходняя Дзвина.

=========================
«Приютила нас всех еврейская семья, двое очень больных и очень добрых стариков. Мы все время боялись за них, потому что в городе везде развешивали объявления о том, что евреи должны явиться в гетто, мы просили, чтобы они никуда не выходили из дома. Однажды нас не было... Я с сестрой где-то играла, а мама тоже куда-то ушла... И бабушка... Когда вернулись, обнаружили записочку, что хозяева ушли в гетто, потому что боятся за нас. В приказах по городу писали: русские должны сдавать евреев в гетто, если знают, где они находятся. Иначе тоже — расстрел.

Прочитали эту записочку и побежали с сестрой к Двине, моста в том месте не было, в гетто людей перевозили на лодках. Берег оцепили немцы. На наших глазах загружали лодки стариками, детьми, на катере дотаскивали на середину реки и лодку опрокидывали. Мы искали, наших стариков не было. Видели, как села в лодку семья — муж, жена и двое детей, когда лодку перевернули, взрослые сразу пошли ко дну, а дети все всплывали. Фашисты, смеясь, били их веслами. Они ударят в одном месте, те всплывают в другом, догоняют и снова бьют. А они не тонули, как мячики».

Валя Юркевич, 7 лет

http://militera.lib.ru/research/dukov_ar/09.html
====================

Рудня, Брокгауз и Ефрон

Рудня — местечко Могилевской губернии, Оршанского уезда, при реке Березине. Известно с 1363 г. под именем Родни (Родено). Жителей 2000. 2 церкви, 3 еврейские молитвенные школы. Торговый пункт.
===============================
Родители Бориса Михайловича Ковальзона и все его родственники были расстреляны немцами еще в 1941 году в г. Рудня Смоленской области. После войны оставшиеся в живых рудняне собрали по всей стране средства для увековечения памяти жертвам фашизма. Памятник создал известный скульптор Кербель – в виде убитой горем еврейской матери. Кербель сделал всю работу бесплатно.

Кербель Лев Ефимович "Жертвам фашизма" в г. Рудня (Смоленская область; гранит, 1965).

"Скорбящая мать". Фрагмент памятника "Жертвам фашизма"


Вокруг памятника – таблички с именами замученных женщин, мужчин, детей. Ежегодно в Йомкипур в Рудню съезжались евреи, чтобы почтить память погибших. Сейчас, увы, приезжают очень редко, памятник запущен. В Рудне почти не осталось евреев, а местному начальству нет дела до памятника.
http://interlibrary.narod.ru/GenCat/GenCat.Scient.Dep/GenCatHisdoc/Bookalive/9020000087/9020000087.htm
==============

ХОЛОХОСТ на Смоленщине. (Холохост – от англ. holocaust “жертва всесожжения”) – геноцид, осуществленный нацистами Германии против еврейского народа во второй мировой войне 1939-1945 гг. Известно, что в годы оккупации Европы Гитлером проводилась политика “окончательного решения еврейского вопроса” и было уничтожено 6 млн. евреев. По разным данным почти половина из них погибла на территории бывшего Советского Союза.
Смоленщина до войны была одной из областей, где проживало значительное число евреев. В 1926 г. они составляли 1,5% общего населения тогдашней губернии и их количество доходило до 38285 человек. Согласно переписи 1939 г., в области насчитывалось 33020 евреев.
После оккупации Смоленщины в июле-октябре 1941 г. сразу же начались расстрелы евреев в Монастырщине, Велиже, Рудне, Рославле. В августе 1941 г. в области было уничтожено 150 евреев. Акции против еврейского населения на Смоленщине осуществляли подразделения оперативной группы Б полиции безопасности и СД – передовой командой “Москва” (ФКМ), зондеркомандой 7а. Они осуществляли акты уничтожения евреев по всей территории области, постоянно расширяя их масштаб. Уже в сентябре 1941 г. на Смоленщине было убито около 500 евреев. Они были жителями пос. Хиславичи (114 чел.), Велижа (около 150 чел.), Рудни (100 чел.), Любавич (17 чел.) и др. Осенью 1941 г. оккупанты, находившиеся в Холм-Жирковском районе, согнали 25 евреев-детей, женщин и стариков в сарай на колхозном дворе дер. Бол. Шабурино и всех сожгли заживо.
В августе-сентябре 1941 г. на Смоленщине стали создаваться гетто для еврейского населения: в Смоленске (5 августа), Красном (27 августа), Рудне. Потом они появились во всех местах области, где компактно проживали евреи. Массовые расстрелы евреев продолжались и дальше. В октябре 1041 г. в Рудне было уничтожено 835 чел.; в ноябре в Любавичах – 499 чел., в Рославле и Шумячах – 510 чел.
Особенно интенсивно проводились акции по уничтожению евреев в 1942 г. 9 февраля в Монастырщине расстреляли около 1000 чел., 24 февраля – 500 чел. в Рудне; 20 марта 797 чел. в Хиславичах; 230 чел. в Ельне; в начале апреля – всех евреев в Красном; в сентябре – 306 чел. в пос. Остер близ Рославля. Трагична судьба евреев Велижа. Жителей гетто, созданного в ноябре 1941 г., согнали в свинарник и подожгли его. Немцы и полицаи заперли там около 500 сел. Потом подожгли все гетто. 100 чел. смогли совершить побег, но были замечены и расстреляны. Уцелело всего 17 чел., из них 5 детей. Случилось это 28 января 1942 г. 15 июля 1942 г. были расстреляны узники Смоленского гетто. В уничтожении евреев участвовала местная полиция под руководством заместителя начальника города и гестапо Гандзюка. “Детей сажали в автомашины отдельно от родителей и увозили, применяя к ним газы. Взрослых евреев отвозили в деревню ... Смоленского района, где были вырыты для всех ямы”, – так сообщалось об этом злодеянии в Акте Чрезвычайной государственной комиссии. В дер. Вязовеньки под Смоленском погребено около 2000 евреев. В живых остался только один человек – подросток, бежавший из под расстрела, – Владимир Хизвер.
На территории Смоленщины фашистами и полицейскими-предателями были расстреляны сотни евреев из Белоруссии (в пос. остер Рославльского района, например, 300 чел.). В свою очередь и смоленские евреи, волею судеб оказавшиеся в Белоруссии, там нашли свой последний приют. Так, неподалеку от местечка Ляды захоронено свыше 2000 евреев, среди которых есть и смоленские евреи.
В течение всего 1942 г. на территории Смоленщины шло планомерное уничтожение евреев: в с. Микулино Руднянского района, пос. Гусино Краснинского района, в г. Починке, пос. Стодолище Починковского района, пос. Первомайский и дер. Петровичи Шумячского района. По данным исследователя А. Круглова в 1942 г. было уничтожено фашистами 5,5 тыс. евреев.
В 1943 г. массовые расстрелы в области продолжились. 7 января в Сычевке фашисты казнили 100 евреев и в Починке около 200 чел. По известным в настоящее время данным на территории Смоленской области в 1941-1943 гг. фашистами и их наемниками из числа предателей было уничтожено около 10 тыс. евреев, в том числе 1 тыс. иностранных.
Полноценная история Холокоста на Смоленщине еще не написана.
Не создана Книга Памяти, где были бы опубликованы списки всех погибших евреев.
С целью увековечивания памяти жертв фашизма, реставрации памятников, связанных с Холокостом, поддержания порядка на могилах расстрелянных евреев в октябре 2001 г. создана региональная общественная организация “Смоленский областной научно-просветительский йентр “Холокост”.
http://admin.smolensk.ru/history/raion/book/-He-.htm
=================
Город Рудня находится в 68 км к северо-западу от Смоленска. В прошлом это село, возникшее на месте рудного (железоделательного) промысла. Первое упоминание о нем относится к 1363 г. Статус города Рудня получила в 1926 г.
В 15 км от Рудни находится деревня Любавичи, где в первой половине XIX в. возник центр еврейского религиозного движения хасидизма. Сегодня в Любавичи приезжают евреи-хасиды со всего мира - они считают эти места святыми
http://www.ruschudo.ru/miracles/1371/
========
И нас не должна удивлять странная конфигурация из шести веретен на недавно сочиненном гербе Рудни (перекочевавшей в Смоленскую область из Витебской, издавна разрешенной для проживания евреев, губернии), пусть и отдаленно, но напоминающая звезду Давида. В начале XX в., как сообщает «Россия» Семенова-Тян-Шанского, в Рудне было «жителей до 3 тыс., в том числе евреев более 2 тыс.».

==========
Помните, Чехов в одном из своих афоризмов советовал, прежде чем заняться каким-либо делом, посмотреть сначала, занимаются ли этим немцы, старообрядцы и евреи? О старообрядцах сказано, о немцах речь впереди («ФРОНТ», с. 29—34). Сейчас — о евреях.

Старообрядцы шли сюда гонимые никонианами с востока, евреи — католиками с запада. Выжженные кострами инквизиции из Испании, третируемые в Германии, унижаемые гоноровыми польскими шляхтичами, испытавшими погромы украинских гайдамаков, евреи в результате своего историко-географического пути подошли к западным границам России и во множестве оказались в западных российских пределах. Дальнейший путь им преградила черта оседлости — линия, восточнее которой евреям (за некоторыми исключениями) в Российской империи постоянно проживать не дозволялось. Черта проходила как раз по западным границам Смоленской и Брянской губерний. В советское время, с расширением границ обеих областей на запад, в них попала целая вереница еврейских местечек, подступавших к бывшей черте оседлости.
И нас не должна удивлять странная конфигурация из шести веретен на недавно сочиненном гербе Рудни (перекочевавшей в Смоленскую область из Витебской, издавна разрешенной для проживания евреев, губернии), пусть и отдаленно, но напоминающая звезду Давида. В начале XX в., как сообщает «Россия» Семенова-Тян-Шанского, в Рудне было «жителей до 3 тыс., в том числе евреев более 2 тыс.».
В религиозном отношении большая часть здешних евреев мало того что и так принадлежала к конфессиональному меньшинству России (иудаисты), была еще и приверженцами особого течения в иудаизме — хасидского, которое современники склонны были рассматривать как секту. Местечко Любавичи (в нынешнем Монастырщинском районе, к юго-западу от Смоленска) на весь мир известно тем, что в нем зародилось хасидское движение «Хабад-Любавич». Его основателями были рабби Шнеур-Залман и его сын рабби Дов-Бер Шнеерсон (ныне центр Любавичского движения — в нью-йоркском Бруклине)***.

==========================

Стародуб. Здание почты.
Раньше здесь была синагога

Велиж

прославился на всю Россию Велиж, увы, не этим. К 1823 году относится начало так называемого «Велижского дела» — одного из первых громких случаев «кровавого навета» в истории Российской Империи. Группа велижских евреев была обвинена в ритуальном убийстве православного. Административное следствие, однако, не выявило никаких улик против обвиняемых, о чем, учитывая особое внимание правительства к межконфессиональным конфликтам, местные власти незамедлительно проинформировали Петербург. Оттуда в ответ поступило указание дело закрыть, а подозреваемых освободить из-под стражи: несмотря на брезгливое в целом отношение к евреям, правительственные сановники Александра I были достаточно здравомыслящими людьми и в общем не верили досужим бредням. На этом бы все и закончилось, однако два года спустя, во время своего последнего путешествия на юг, Александр сделал остановку в Велиже, во время которой сторонники обвинения евреев смогли добиться аудиенции и убедить царя, что общественное мнение города недовольно вялыми действиями властей. После этого Александр распорядился провести расследование по новой, осуществив его в максимальной процедурной полноте. Евреев вновь арестовали, машина закрутилась.

Несколько месяцев спустя Александр I скончался в Таганроге, и «Велижское дело» в ряду других проблем досталось в наследство Николаю. Легко догадаться, что на скорость производства следствия все это повлияло соответствующим образом — когда в 1835 (!) году дело было закрыто окончательно с оправдательным вердиктом, двоих из обвиняемых освободить из-под стражи уже не представлялось возможным: они умерли в тюрьме. Считается, что под впечатлением от «Велижского дела» Лермонтов в 1830 году написал свою юношескую драму «Испанцы». Причем исходный материал он, по всей видимости, получил, что называется, из первых рук — от александровского морского министра графа Н. С. Мордвинова, одного из наиболее прогрессивных и независимых деятелей той поры. Именно к Мордвинову обращались за помощью велижские евреи — кроме всего прочего Николай Семенович владел обширным поместьем неподалеку от города, в селе Селезни. По-видимому, Мордвинову же и принадлежит авторство финальной резолюции по делу, утвержденной Николаем I вопреки воле многих членов Госсовета: «опечатанные еврейские школы в Велиже открыть, обвинителей сослать на каторжные работы в Сибирь, а бывших обвиняемых освободить на восемь лет от платежа казенных повинностей».

Такова фабула. Чтобы, однако, понять скрывающуюся в ее недрах суть, следует принять во внимание специфику тогдашнего еврейского населения тех мест.

Ставшие российскими подданными в большинстве своем еще в XVI веке, эти люди сперва пережили, как водится, волну массовых репрессий, с энтузиазмом и изобретательностью обрушиваемых на иноверцев воинствами Ивана Грозного и его наследников. Тем не менее, евреи живучи — всех не перебили. Выжившие сумели занять определенную общественную нишу и в плане адаптации к российским реалиям имели более чем столетнюю фору перед основной массой пятимиллионного российского еврейства. Так, примерно из тех же мест происходил петровский соратник Петр Шафиров, начинавший службу дьяком посольского приказа, в котором, кстати сказать, прежде служил и его отец. Более того, евреи этих некогда приграничных областей, населенных представителями дюжины различных народов, внутренне были эмансипированы, возможно, как никакие другие — многие говорили на трех-пяти языках, причем по-русски без акцента, носили русские фамилии, их бизнес часто распространялся на «великоросские губернии», лежавшие вне черты оседлости. Словом, для кого-то это были серьезные конкуренты, и важно было вывести в глазах представителей власти этих обычных, казалось бы, людей в некоторое иное идеологическое пространство — пространство дьявольщины и страха.

В последнюю войну Велиж был, в общем, стерт с лица земли. Немцы вошли в город примерно через месяц после начала боевых действий — к этому времени советские войска уже начали оказывать реальное сопротивление врагу, цепляясь за каждый населенный пункт. Понятно, что самим населенным пунктам это на пользу не шло. Более того, Велижу не повезло особо — зимой 42-го в ходе Торопецкой контрнаступательной операции Красная Армия смогла подойти вплотную к городу и была вновь отброшена на восток лишь весной. Таким образом, Велиж угораздило оказаться в роли города на передовой не два, как большинство других, а три раза. Впрочем, иногда и одного раза оказывалось достаточно. Двадцатого сентября 1943 года город окончательно освободили от гитлеровцев. На тот момент уцелевшими можно было считать не более двух десятков каменных зданий. Населяло пепелище менее шестисот человек, а из полутора тысяч евреев в живых осталось тридцать два человека — остальных немцы согнали в гетто и сожгли при отступлении.

После войны Велиж заселили другие люди — главным образом ближние мигранты из других районов Смоленщины: существует, по-видимому, особый механизм таких миграций в пределах одной административной единицы. О былом населении здешних мест нынешние их жители знают немного, но кое-что знают. «Хороший, по всему, был городок, — приходилось мне слышать. — Сыр варили — так его потом возили в Париж на выставку». «Еврейское было место — а евреи, известно, где плохо, жить не станут…» Такое вот странное место на нашей планете, где евреев считают исконными жителями, канувшими на развилках Истории. В сегодняшнем Велиже за прошлое отвечает бывший учитель истории Александр Григорьевич Бордюков, мальчишкой ставший свидетелем уничтожения Велижского гетто. Стараниями этого человека в городе создан краеведческий музей. В книге отзывов музея тьма записей на разных языках: потомки былых велижан порой приезжают на «священные камни». К ним тут в общем привыкли. Есть еще «список Бордюкова» — свыше семи сотен имен погибших в гетто. Помимо имен собраны фотографии, иные биографические сведения — все, что удалось узнать и найти о людях, которые, с точки зрения других людей, не должны были существовать вовсе.

Исключительным был подвиг русского врача Жукова, оказавшегося в гетто Велижа Смоленской области по своей воле вместе с женой и тремя детьми. Он бескорыстно лечил всех больных.

======================
Немцы в городе стали устанавливать свой порядок. Первое, что они сделали, – расстреляли всех коммунистов. Второе – всех евреев переселили в гетто. Нужно сказать, что Велиж – городок, который находился в черте оседлости. Не менее половины населения были евреи. Зачастую еврейские дети до школы русского языка не знали. Школы были и еврейские, и русские. Были улицы, где проживало сплошь еврейское население. Две такие улицы огородили колючей проволокой, поставили охрану и никого оттуда не выпускали. Это и было гетто. Там была страшная теснота. В доме, где раньше проживала одна семья, помещалось 30-40 человек. Люди голодали.

Евреев немцы начали расстреливать еще летом. Подъезжала к гетто грузовая машина, предлагали молодёжи поработать на оборонных работах. Молодые ребята соглашались охотно. Сидеть без дела в такой скученности было нестерпимо. Их отвозили в лес и предлагали рыть траншею, а потом расстреливали из автоматов. Сначала родственники не безпокоились. Ведь неизвестно, куда и на какой срок их увезли. Уезжали все новые и новые группы. Но тайное всегда становится явным.
Наступила зима. Немцы были разбиты под Москвой и бежали. Фронт стремительно приближался. Ходили слухи, что немцы срочно собираются расстрелять всех евреев.

однажды спустились к нам в подвал какой-то немец и полицай. Немец в каждого тыкал пальцем и спрашивал: юдэ? юдэ?

http://www.world-war.ru/article_1000.html

======================
Памятник жертвам Велижского гетто
Памятный знак расстрелянным и заживо сожженным фашистами в годы Великой Отечественной войны 1941-1945гг. располагается на улице Курасова между домами 1-3. Братская могила свыше 1000 советских граждан, зверски замученных гитлеровцами.

Осуществляя человеконенавистническую политику фашизма, гитлеровские захватчики, как и всюду, с 13 июля 1941 по 20 сентября 1943 года неоднократно расстреливали мирных жителей еврейской национальности, согнанных заранее в созданной на восточной окраине города гетто. Всего было расстреляно здесь свыше 1000 мирных жителей. Ранее на могиле и месте казни был установлен трехступенчатый памятник - знак, который в июле 1990 года по просьбе жителей был реконструирован. На площадке 12х12 м, с северной и юго-восточной сторон ограничена парапетами 2.5 м, высота 1.6 м, одинакового размера и формы, образующие тупой угол. В этом углу установлен бетонный памятник, знак-пилон 8.0х0.8, 4 м. на южной его грани внизу вдавлено изображение человеческой ладони с пятью пальцами. Установлен местным строительным кооперативом в июле 1990 года.

На южной стороне западного парапета металлическая литая надпись строками: «Гражданам Велижа, расстрелянным и заживо сожженным фашистами в годы Великой Отечественной войны 1941-1942гг. От земляков».
===============
Фотографiя Рафаэля, г. Велиж
мой дед, Усыскин Лев Кузьмич (Кусиэлевич) родился 23 (10) февраля 1901 года в этом вот уездном городке Велиж Витебской губернии. Несмотря на то что его семья, точнее говоря, семья его отца, а моего прадеда жила несколько выше по Двине (Андреаполь, Старая Торопа, Нелидово и т. д.), Велиж был для них центром — туда ездили рожать, лечиться, учиться и т. п. Возможно, в значительной степени виновата в этом была пресловутая черта оседлости: все упомянутые мною местечки относились тогда не то к Тверской, не то к Псковской губернии — евреям там, вообще говоря, селиться не позволялось, и моя родня жила в тех местах потому лишь, что относилась к статусному исключению — это были люди, находящиеся в прямом услужении у еврейского купца первой гильдии по фамилии, кажется, Голодец. Понятно, что таких исключений было не особенно много, ибо на то они и исключения — согласно семейным преданиям, длительное время прадед обслуживал лесопилку в деревне, где кроме них была еще одна только еврейская семья. Хозяин же лесопилки управлял своим бизнесом, включавшим комплексную лесозаготовку и последующий лесосплав по Двине, само собой, из Велижа.
http://magazines.russ.ru/oz/2001/1/u111.html
Лев Усыскин
Путешествие в город Велиж
«Отечественные записки» 2001, №1
============================================

«Сообщаю рассказ освобожденных граждан города Велижа Смоленской области.

«13 июля 1941 года в г. Велиж вступили немцы. Начались мытарства особенно для еврейского населения — грабежи, убийства. День ото дня становилась все хуже жизнь евреев. 9 августа нам всем приказали носить желтые повязки на левом рукаве и на спине. Запретили с этого дня встречаться с русскими, разговаривать с ними. Евреев собирали на самые тяжелые работы: убирать камни, бревна, чистить уборные. Часто немцы увозили еврейских девушек неизвестно куда. Назад они не возвращались... 7 ноября 1941 г. всех евреев города загнали [203] в гетто на маленькой улице Жгутовской. Там было всего 27 маленьких домиков и свинарник, в котором когда-то было 300 свиней. Вместили в него более 500 человек. Всего в гетто было 1400 человек. Голод, холод. Каждый день люди умирали...

28 января 1942 года, когда Красная Армия была уже недалеко, в 4 часа дня в гетто пришли немцы и русская полиция. Они закрыли все двери свинарника и подожгли его. Подожгли все гетто. Все же около 100 человек сумели сбежать. Остальные сгорели».

Докладная записка 7-го отдела политуправления Калининского фронта, 28 февраля 1942 г.
http://militera.lib.ru/research/dukov_ar/07.html
================================================

Осиновка

Осиновка

Posted using ShareThis

Осиновка - Дубровно



Осиновка - Дубровно [Осинстрой]
Длина 7.5 км.
Построена в 1908 г.
===============
Цви Цейтлин (род. 21 февраля 1923, Дубровно, Белоруссия) — американский скрипач и музыкальный педагог.
\\\\\\\\
Известные жители и уроженцы Дубровно
Осип Лурье — французский философ и литературовед.
Анна-Эстер (Анна Павловна) Тумаркина — швейцарский философ, первая в Европе женщина-профессор философии.
Цви Цейтлин — американский скрипач.
------------------
Дубровно, город, центр Дубровенского района Витебской области БССР, в 8 км от ж.-д. станции Осиновка (на линии Орша-Смоленск).
=================


=================================================
Осиновка

Телефонный код 8-02153
Международный формат +375 2153

В населенном пункте Осиновка нет почтовых отделений!

======================================
2 октября 1943

На Гомельском направлении наши войска заняли более 50 населенных пунктов, в том числе крупные населенные пункты Якушевка, Березяки, Кляпино, Николаевка, Струмень, Осиновка, Рудня, Бартоломеевская, Сидоровичи, Беляевка, Залесье, Покоть.

=========
Смоленская наступательная операция (см. карту — Смоленская наступательная операция (278 КБ)). 2 октября 43-я армия и 39-я армия Калининского фронта нанесли отвлекающий удар на запад и после четырёхдневных боев вступили на территорию Белоруссии. Войска Западного фронта с ходу форсировали реку Сож, освободили города Красный, Мстиславль, Кричев и к 2 октября вышли на рубеж Елисеевка, Ляды, Ленино, Дрибин и далее на юг по реке Проня до Петуховки.

Завершилась Смоленская стратегическая наступательная операция «Суворов», проходившая с 7 августа по 2 октября 1943 года. В рамках данной операции проведены Спас-Деменская, Ельнинско-Дорогобужская, Духовщинско-Демидовская, Смоленско-Рославльская фронтовые наступательные операции.

Войска Западного и левого крыла Калининского фронтов при поддержке партизан продвинулись на запад на 200—250 км и вышли на рубеж западнее городов Велиж, Рудня, р. Проня, где перешли к обороне. Были освобождены города Ельня, Духовщина, Рославль, Смоленск, Смоленская область, часть Калининской области, началось освобождение Белоруссии. Быстрое продвижение советских войск обеспечило крушение Восточного вала в верхнем течении Днепра и создало угрозу северному флангу группы армий «Центр».

Продолжительность операции — 57 суток. Ширина фронта боевых действий — 400 км. Глубина продвижения советских войск — 200—250 км. Среднесуточные темпы наступления: стрелковых соединений — 4 — 5 км, танковых и механизированных — 6 —10 км. Численность войск фронтов к началу операции — 1252600 человек. Людские потери в операции: безвозвратные — 107645 человек (8,6 %), санитарные — 343821 человек, всего — 451466 человек, среднесуточные — 7920 человек.[3]


==============
Раздел «Исчезнувшие предприятия» рассказывает о роли р. Западная Двина в жизни района (сплав леса, леспромхоз, лесозаводы, судоверфь, мебельная фабрика), льноводстве и льнозаводах Велижского района

Бордюков Александр Григорьевич (16.11.1928г.р.). Учитель истории. Один из основателей музея средней школы №1, активнейший помощник Велижского историко-краеведческого музея. Награжден орденом Трудового Красного Знамени. Главное направление – Великая Отечественная война, боевые действия 4-ой Ударной Армии, погибшие в боях за Велиж и район, еврейское Гетто. http://www.gorod.velizh.ru/musej.php

воскресенье, марта 14, 2010

Booknik

Скрипичные мастера
В пустой коробочке лежит, как минимум, пустота, а в пустоте – все что угодно, например, музыка. Не надо ломать пустую коробочку.
Однако со слов «Я разломал коробочку» начинается одно из самых известных советских детских стихотворений – «Скрипка» Льва Квитко в переводе Михаила Светлова. Так что же лежало в пустой коробочке, пока ее не разломали?
Валерий Дымшиц
Скрипка

Я разломал коробочку,
Фанерный сундучок.
Совсем похож на скрипочку
Коробочки бочок.

Я к веточке приладил
Четыре волоска —
Никто еще не видывал
Подобного смычка!

Приклеивал, настраивал
Работал день-деньской
Такая вышла скрипочка —
На свете нет такой!

В руках моих послушная
Играет и поет…
И курочка задумалась
И зёрен не клюёт.

Играй, играй же, скрипочка!
Трай-ля, трай-ля, трай-ли!
Звучит по саду музыка,
Теряется вдали.

И воробьи чирикают,
Кричат наперебой:
— Какое наслаждение
От музыки такой!

Задрал котенок голову,
Лошадки мчатся вскачь.
Откуда он? Откуда он,
Невиданный скрипач?

Трай-ля! Замолкла скрипочка…
Четырнадцать цыплят,
Лошадки и воробушки
Меня благодарят.

Не сломал, не выпачкал,
Бережно несу,
Маленькую скрипочку
Спрячу я в лесу.

На высоком дереве
Посреди ветвей,
Тихо дремлет музыка
В скрипочке моей.

Перевод М. Светлова

четверг, марта 04, 2010

В память об Ирине Сандлер, Праведнице, спасшей от нацистов 2500 детей

Ирена Сендлер: человек с большим сердцем
Monday, 12 May 2008 |
Zycie Warszawy - Polskie Radio для раздела Авторское

=======================
The Economist, May 24th, 2008

Ирина Сендлер, спасавшая детей из Варшавского гетто, умерла 12 мая в возрасте 98 лет
Irena Sendler (Irena Krzyzanowska) родилась в г. Otwock 15 февраля 1910. Ее отец был врачом, заведуюшим больницей в г. Otwock.
Дочь врача, она выросла в доме, который был открыт для любого больного или нуждаюшегося, неважно, еврея или нееврея. В лекционных залах Варшавского Университета, где она изучала польский язык и литературу, она и её единомышленники намеренно садились на скамьях "для евреев".
(В последних рядах Университетских аудиторий на территории Польши устанавливались в 1930-е годы особые скамьи для еврейских студентов (так называемое гетто лавкове -- "скамеечное гетто"). В знак протеста они и поддерживавшие их неевреи слушали лекции стоя. (http://www.eleven.co.il/article/15411). Университетское начальство бежало "поперед батьки" Адольфа Гитлера. Через несколько лет он сам пришёл в Польшу лично руководить их самодеятельностью).
Когда националистические головорезы избили её еврейскую подругу, Ирина перечеркнула в своём студенческом билете печать, которая позволяла ей сидеть на "арийских" местах. За это её отстранили от учёбы на три года. Такой была Ирина Сендлер к моменту, когда немцы вторглись в Польшу.
Ирина была, как говорила её подруга, "самоотверженна по рождению, а не образованию". Конечно, она унаследовала хорошие гены. Её прадед, - польский повстанец, - был сослан в Сибирь. Ее отец умер от сыпного тифа в 1917, заразившись от пациентов, которых его коллеги избегали лечить
(Ирина впоминала напутственные слова отца, сказанные незадолго до смерти: "Если ты видишь, что кто-нибудь тонет, нужно броситься в воду спасать, даже если не умеешь плавать")
Даже до того, как началась депортация в лагерь смерти Треблинка, смерть в гетто была повседневным бытом. Но, парадоксально, была и щёлочка для надежды. Нищета и полуголодное существование (ежемесячная порция хлеба была два килограмма) создавали идеальные условия для распространения сыпного тифа, эпидемия которого могла бы угрожать и немцам. Поэтому нацисты разрешили госпоже Сендлер и ее коллегам доступ в плотно охраняемое гетто для распределения лекарства и прививок.
И эта "законная" лазейка позволила ей спасти больше евреев, чем намного более известному Оскару Шиндлеру. Это было исключительно опасно. Некоторых детей удавалось тайком вывезти в грузовиках, или в трамваях, возвращавшихся порожняком на базу. Чаще, однако, их проводили тайными проходами от зданий в окружавших гетто.
(Детям давали новые имена и размещали в женских монастырях, в сочувствующих семьях, приютах и больницах. Тех, кто был постарше и умел говорить, учили креститься, так, чтобы не вызвать подозрений в их еврейском происхождении. Младенцам вводили седативные средства, чтобы они не плакали, когда их тайком выносили. Водитель медицинского фургона научил свою собаку громко лаять, чтобы заглушить плач младенцев, которых он вывозил под дном фургона.
Операции были рассчитаны по секундам. Один спасённый мальчик рассказывал, как он, затаившись, ждал за углом дома, пока пройдёт немецкий патруль, потом досчитал до 30, стремглав выбежал на улицу к канализационному люку, который к этому моменту открыли снизу. Он туда спрыгнул и по канализационным трубам был выведен за пределы гетто.
Ирина Сендлер вспоминала потом, перед каким страшным выбором ей приходилось ставить еврейских матерей, которым она предлагала расстаться и их детьми. Они спрашивали, можете ли она гарантировать, что дети будут спасены. Конечно, ни о каких гарантиях не могло быть и речи, не говоря уже о том, что каждый раз не было никакой уверенности, что вообще удастся выйти из гетто. Единственно, в чём была уверенность, так в том, что, если бы дети остались, они бы почти наверняка погибли. Ирина говорила: "Я была свидетельницей ужасных сцен, когда, например, отец соглашался расстаться с ребёнком, а мать нет. На следующий день часто оказывалось, что эту семью уже отправили в концлагерь."
Она рассчитала, что, чтобы спасти одного еврейского ребёнка, требовалось 12 человек вне гетто, работающих в условиях полной конспирации: водителей транспортных средств, священников, выдававших поддельные свидетельства о крещении, служащих достававших продовольственные карточки, но больше всего это были семьи или религиозные приходы, которые могли бы приютить беглецов. А наказанием за помошь евреям был немедленный расстрел.
Но что было еще более опасным, госпожа Сендлер старалась сохранить записи о происхождении детей, чтобы помочь им впоследствии отыскать свои семьи. Эти записи были сделаны на кусочках папиросной бумаги, пачку которых она держала на своём ночном столике, чтобы можно было быстро вышвырнуть их из окна, если бы нагрянуло гестапо.
Нацисты действительно арестовали её. (11 гестаповцев нагрянули ночью 20 октября 1943. Ирина хотела быросить пачку из окна, но увидела, что дом был окружен немцами. Тогда она бросила пачку своей подруге и сама пошла открывать дверь, а та спрятала пачку подмышкой. Её не взяли).
Но они, не сумев найти документы, которые прятала её подруга, сочли, что она была маленьким винтиком, а не центральной фигурой сети спасения из гетто. Под пытками она не раскрыла ничего
(Нацисты держали Ирину в тюрьме Pawiak, где её пытали, а потом приговорили к расстрелу. Рассказывают также, что в тюрьме она работала в тюремной прачечной и вместе с другими такими же заключёнными портила бельё немецких солдат, которое они стирала. Когда немцы обнаружили это, они выстроили женщин и расстреляли каждую вторую.)
Благодаря удачной взятке, Ирина Сендлер избежала казни,
(Её имя внесли в список казнённых; официально она была казнена в начале 1944 г.) а все записи о происхождении детей были зарыты в землю в стеклянных банках. (под яблоней в саду её подруги)
Остальную часть войны Госпожа Сендлер жила под вымышленным именем.
Она никогда не хотела, чтобы её называли героиней. Она говорила: " Я до сих пор чувствую себя виноватой, что я не сделала больше,". Кроме того, она чувствовала, что она была плохой дочерью, рискуя жизнью своей пожилой матери, плохой женой и матерью. Ее дочери, чтобы иметь возможность видеться с ней, однажды пришлось даже просить, чтобы ей позволили посещать детский дом, где ее мать работала после войны. В послевоенной Польше ей также угрожал смертный приговор за то, что ее работа во время войны финансировалась польским Правительством в изгнании в Лондоне, и она помогала солдатам Армии Краёвой. И Польское Правительство в Лондоне, и Армия Краёва считались тогда империалистическими марионетками. В 1948, когда она была на последнем месяце беременности, допросы в тайной полиции стоили ей жизни её второго ребенка, рожденного преждевременно. Она была "невыездной", и ее детям не разрешали поступать на дневное отделение Университета. "Какие грехи Вы приняли на вашу совесть, Мама?"- спрашивала её дочь.
(В СССР и, повидимому, в странах "народной демократии", к которым принадлежала и послевоенная Польша, для поездки за границу требовалось разрешение "органов безопасности" при правящих коммунистических партиях. И там существовали чёрные списки тех, кому выезд не разрешался независимо ни от чего. Это были "невыездные") Только в 1983, польские власти сняли с неё запрет на выезд и разрешили приехать в Иерусалим, где в её честь в Мемориальном Музее катастрофы европейского еврейства в Иерусалиме "Yad Vashem" было посажено дерево
(В 1965 Ирина Сендлер стала одной из первых Праведников Мира, в честь которых в музее Холокоста 'Yad Vashem' садят деревья. Там много деревьев в память Праведников из Польши и других стран Европы)
Многие из детей, которых она спасла, уже будучи пожилыми людьми, старались отыскать её, чтобы отблагодарить, а также чтобы попробовать узнать что-нибудь о своих утерянных родителях
(Последние годы Ирена Сендлер провела в Варшавском частном санатории Елизаветы Фиковской (Elzbieta Ficowska), которую она спасла из гетто в июле 1942 в возрасте в шести месяцев: её вынесли в ящике с плотницкими инструментами.)

В 2003 она получила самую высшую награду Польши, орден Белого Орла. (По правде сказать, немного поздновато. Мир вообще мало знал о Ирине Сендлер до 1999 г., когда несколько девочек-подростков из штата Канзас в США, Лиз Камберс (Elizabeth Cambers), Меган Стюарт (Megan Stewart), Сабрина Кунс (Sabrina Coons) и Джанис Андервуд (Janice Underwood) открыли её историю. Эти школьницы из сельской средней школы г. Uniontown искали тему для Национального проекта "Дня Истории". Их преподаватель, Норман Конрад (Norman Conrad) дал им почитать заметку под названием "Другой Шиндлер" об Ирене Сендлер из газеты "US news and world report" за 1994. И девочки решили исследовать ее жизнь. Интернет-поиск открыл только один вебсайт, который упоминал Ирину Сендлер. (Теперь есть более чем 300 000) С помощью своего преподавателя они начали восстанавливать историю этого забытого героя Холокоста. Девочки думали, что Ирена Сендлер умерла и искали, где она похоронена. К своему удивлению и восторгу, они обнаружили, что она жива и живёт с родственниками в маленькой квартире в Варшаве. Они написали пьесу о ней по названием "Жизнь в банке" , которая с тех пор игралась больше 200 раз в США, Канаде и Польше. В мае 2001 они впервые посетили Ирину в Варшаве и через международную прессу. сделали историю Ирины известной миру. С тех пор они посетили Ирину в Варшаве ещё четыре раза. Последний раз 3 мая 2008 за 9 дней до её кончины.
Жизнь Ирины Сендлер стала также предметом биографии "Мать Детей Холокоста: История Ирины Сендлер" Анны Мисковской. В прошлом году (2007) сообщалось, что подвиг Ирины Сендлер должен был стать сюжетом фильма с Анжелиной Джолли в главной роли)

В 2007 году Ирина Сендлер была выдвинута Польшей на Нобелевскую премию мира.
(По данным, помещённым на сайте http://www.telegraph.co.uk/news/obituaries/1950450/Irena-Sendler.html, Ирина Сендлер спасла около 2500 детей.
Специально для читателей, недолюбливающих евреев, неважно по какой причине, дело житейское, надо сказать, что Ирина Сандлер спасала детей Варшавского гетто, обречённых нацистами на уничтожение, не спрашивая, евреи они или нет. Наверняка она спасла и поместила в приюты ещё много и других детей, которые могли ей попасться на улицах и в разрушенных бомбёжками домах Варшавы. Но, чтобы спасти других детей, не нужно было прятать их 'в ящиках с плотницкими инструментами', и за их спасение не угрожал расстрел. Поэтому её и её помощников чтят именно за спасение детей Варшавского гетто, которых нацисты обрекли на уничтожение только за то, что они были детьми евреев.).
А Нобелевскую премию получил, как известно, Эл Гор "за его усилия собрать и распространить как можно больше знаний об изменениях климата, вызванных деятельностью людей, и заложить основания для принятия мер противодействия таким изменениям.
P.S. 25 апреля 2009 на сайте опубликована ещё одна заметка об Ирине Сендлер. Тем читателям, кто не остался равнодушным, советую почитать и её.

понедельник, марта 01, 2010

ЕВРЕЙСКАЯ ТЕМА У БУЛАТА ОКУДЖАВЫ

ЕВРЕЙСКАЯ ТЕМА У БУЛАТА ОКУДЖАВЫ
ЮЛИЙ ЗЫСЛИН
Свою автобиографическую книгу «Упраздненный театр. Семейная хроника» Булат Окуджава начинает такими словами: «В середине прошлого века Павел Перемушев, отслужив солдатиком свои двадцать пять лет, появился в Грузии, в Кутаиси, получил участок земли за службу, построил дом и принялся портняжить. Кто он был — то ли исконный русак, то ли мордвин, то ли еврей из кантонистов (система кантонистов просуществовала в армии царской России 130 лет, вплоть до 1856 года. С 1827 года в кантонсты забирали еврейских мальчиков с 12 лет (часто — гораздо раньше). Военная служба засчитывалась с 18 лет и продолжалась 25 лет. Как правило, дети больше никогда не видели своих родителей, тем более, что их отправляли подальше от родных мест. Мальчиков насильно крестили и присваивали русские имена, чаще — имена крестных отцов) — сведений не сохранилось, дагерротипов тоже».

Выходит, Булат Шалвович не исключал того, что его прадед был по происхождению евреем.

Павел Перемушев женился на грузинке Саломее Медзмариашвили. Их старшая дочь Елизавета вышла замуж за Степана Окуджаву и родила восьмерых детей. Один из них Шалва, отец поэта, женился на армянке Ашхен. Следовательно, в жилах Булата Окуджавы, кроме грузинской и армянской, вероятно, текла и еврейская кровь. И заявить об этом открыто в России — надо было обладать мужеством.

Господа антисемиты должны кусать себе локти: не только у Александра Пушкина и Афанасия Фета были, возможно, еврейские корни, но вот и у Булата Окуджавы тоже (кстати, Владимир Высоцкий — вообще еврей по отцовской линии: «...Гены гетто живут во мне...»).

Булат Шалвович Окуджава родился в Москве в 1924 году и большую часть жизни прожил в этом городе. Его все считали грузином. Он же ощущал себя просто русским поэтом и писателем.

И он не был равнодушен к судьбе евреев, сочувствовал их обидам и презирал антисемитов. Об этом он говорил, например, в относительно недавнем интервью русскому радио в Нью-Йорке. Это проявилось в бытность его работы в 50-е годы в издательстве «Молодая гвардия». Он ведал переводами стихов поэтов народов СССР на русский язык. Окуджава ушел из этого молодежного издательства, когда его стали упрекать за то, что в списке переводчиков, которым он давал работу, были и русские поэты–евреи. Теперь их знают все любители поэзии и не только они. Это — Юрий Левитанский, Давид Самойлов, Семен Липкин, Юлий Даниэль, Анатолий Найман. Окуджаве было тогда сказано: «У нас русское издательство... Нужна пропорция...»

А история с публикацией в «Литературной газете» стихотворения Евгения Евтушенко «Бабий Яр» — в то время поэзией там ведал как раз Булат Шалвович. После конфликта руководства газеты с партийными властями Окуджава навсегда покинул службу, уйдя на вольные хлеба.

Любая нетерпимость, поиски врагов вызывали протест поэта. В одном из стихотворений, например, он, обращаясь к жаждущим враждовать и ненавидеть, предлагал каждому из них осудить прежде всего «себя самого», научиться «сначала себе самому не прощать ни единой промашки» и побеждать врага «не в другом, а в себе».

Эмиграция евреев, а по существу, их исход из отечества, не оставила его равнодушным.
Под крики толпы угрожающей,
Храпящей и стонущей вслед,
Последний еврей уезжающий
Погасит на станции свет.
Потоки проклятий и ругани
Худою рукою стряхнет,
И медленно профиль испуганный
За темным стеклом проплывет.
Как будто из недр человечества
Глядит на минувшее он...
И катится мимо отечества
Последний зеленый вагон.
Весь мир, наши судьбы тасующий,
Гудит средь лесов и морей...
Еврей, о России тоскующий,
На совести горькой моей.
(Стихотворение посвящено
О. и Ю. Понаровским)

Какие чувства испытывает еврей-эмигрант, приехавший навестить оставшихся на родине родных и друзей, и какова она, эта родина, теперь? Булат Шалвович в конце стихотворения, посвященного Льву Люкимсону, приглашает его пройтись по Безбожному переулку Москвы и вглядеться в знакомые лица. Но сначала он пишет:
До сестры на машине дожал.
Из окошка такси на Москву поглядел:
Холодок по спине пробежал.
Нынче лик у Москвы ну не то чтоб жесток —
Не стреляет, в баранку не гнет.
Вдруг возьмет да и спросит:
«Боишься, жидок»,
И с усмешкою вслед подмигнет...

Проявления антисемитизма многолики. Однажды, еще в начале перестройки, один провинциальный российский дирижер похвастался проверяющей комиссии Министерства культуры, что у него в симфоническом оркестре уже нет ни одного еврея. На что получил ответ: «Это было слышно, когда ваш оркестр играл».

Будучи очень музыкальным, Булат Окуджава высоко ценил еврейскую задушевность и музыкальность.
Над площадью базарною
Вечерний дым разлит.
Мелодией азартною
Весь город с толку сбит.
Еврей скрипит на скрипочке
О собственной судьбе,
И я тянусь на цыпочки
И плачу о себе...

Хорошо понимая и чувствуя специфику исполнения хорошим музыкантом, Окуджава добавляет:
Какое милосердие
Являет каждый звук,
А каково усердие
Лица, души и рук,
Как плавно, по-хорошему
Из тьмы исходит свет,
Да вот беда — от прошлого
Никак спасенья нет.

Когда-то Есенин сетовал на то, что его стихи читают одни еврейские девушки. Евреи Советского Союза полюбили грузина Окуджаву и разнесли эту любовь по всему миру. Например, в Израиле прошло, по крайней мере, уже три международных фестиваля его памяти. Поэт очень любил эту страну, ездил туда, любил встречаться там с друзьями.
Сладкое время, глядишь, обернется копейкою:
Кровью и порохом тянет от близких границ.
Смуглая сабра с оружием, с тонкою шейкою
Юной хозяйкой глядит из-под черных ресниц.
Как ты стоишь... как приклада рукою
касаешься!
В темно-зеленую курточку облачена...
Знать, неспроста предо мною возникли,
хозяюшка,
Те фронтовые, иные, м о и времена.
Может быть, наша судьба как расхожие
денежки,
Что на ладонях чужих обреченно дрожат...
Вот и кричу невпопад: до свидания, девочки!
Выбора нет! Постарайтесь
вернуться назад!..
Иерусалим, 1995.

Однажды он застал большой снегопад в Иерусалиме, где «небо близко», и написал об этом теплые, проникновенные строки:
В Иерусалиме первый снег.
Побелели улочки крутые.
Зонтики распахнуты у всех
Красные и светло-голубые.
Наша жизнь разбита пополам,
Да напрасно счет вести обидам.
Все сполна воздастся по делам
Грустным, и счастливым, и забытым.
И когда ударит главный час
И начнется наших душ поверка,
Лишь бы только ни в одном из нас
Прожитое нами не померкло...

В другой раз он вспомнил своего тель-авивского друга, бывшего москвича, у которого «кипа, с темечка слетая, не приручена пока... Перед ним — Земля Святая, а другая далека».

Мне не известно, пел ли Окуджава свои «еврейские» стихи, были ли у него написаны соответствующие песни. Я же не мог не подобрать здесь, в Америке, в эмиграции, свои мелодии на почти все приведенные в этом эссе стихи и пою их как бы от его имени.

Творчество Булата Окуджавы, его неповторимый голос попали в мою душу еще в 60-е годы ушедшего века и застряли в ней навсегда.
Года те уж стали историей,
Но вечна с тем голосом связь.
Наверное, не по теории
Свобода с него началась.
По материалам
Вашингтонского музея русской поэзии
Журнал «Иванов+Рабинович», Санкт-Петербург